Скорее всего знатоки знают об этом воспоминании, но я наткнулся впервые (мне передали книгу В.Э.Рецептера "Жизнь и приключения артистов БДТ"), и подумал, что меня не слишком осудят даже если это - повторение. Мне показалось интересным взгяд о гражданственности ВВ - тема,которую мы обсуждали. Я нашел только что это воспоминание и на инете -
http://magazines.russ.ru/znamia/2001/4/recep.html "Не успели мы начать репетиции «Розы и Креста» , как Стриж(евский) сыграл у нас роль трагического вестника. Он пришел в театр в неурочное время, после двух, когда репетиция уже закончилась, и сказал:
— Умер Володя Высоцкий.
Мы только что вышли из зала и толклись в предбаннике у актерского буфета. Кто-то сказал: «Бросьте шутить», кто-то — «Перестань», но большинство в один голос сказали ему в ответ:
— Не может быть.
И я, как все.
Тогда он сказал:
— Сегодня, в четыре утра... От обширного инфаркта...
Теперь все слушали его.
Помедлив, Слава объяснил:
— Сандро из Москвы звонил Гоге (Товстоногову)... А Гога сказал мне... Так докатилось...
Мы были еще в шоке, когда Стржельчик закончил сообщение так:
— Вот был гражданин... Совсем себя не щадил...
Гражданская тема до нас еще не доходила, но этими словами Владислав Игнатьевич успел обозначить важный для него смысл. Теперь степень гражданственности уже напрямую и окончательно была связана со степенью беспощадности к себе. Очевидно, именно эта мысль была главной в разговоре Стрижа и Гоги.
Р. еще не остыл от работы и по инерции думал о Бертране и Блоке, и новая смерть резко вошла в состав блоковских загадок.
Володя умер накануне столетнего юбилея — вот «странное сближение»...
И возраст приблизительно совпадал...
Блок и Высоцкий... Вот они и встанут теперь «почти что рядом»: тот — на «Б», а он — на «В»...
А мы начали репетировать «Розу и Крест» двадцать второго июля — за три дня до Володиной смерти.
Что такое трагедия? Это — «не может быть». То, что не должно случиться и все-таки происходит. Все событья — за гранью, и судьба — вопреки всему...
Я подумал о том, что ему уже не сыграть Бертрана, а это — его роль... И о том, что легко отдавать свои роли, когда знаешь, что их не возьмут...
Его Гамлета я так и не видел...
А он моего, может быть, посмотрел...
Похоже, это было летом шестьдесят второго... Или шестьдесят четвертого... но точно — в теплое время. Его привели в ресторан гостиницы «Центральная» на встречу со мной, в середине дня, во время московских гастролей. Тогда мой Гамлет прошумел по Москве, а Высоцкого еще не все знали. Кто-то из моих ташкентских учеников был с ним знаком, кто-то из ребят того курса, на котором я начал работать сразу после окончания института.
За столом сошлось человек десять, ташкентцы и москвичи, в основном — студенты, и вышло, что Высоцкий и Р. сидели по торцам стола и посматривали друг на друга. Пили красное вино с какой-то слабой закуской: денег — кот наплакал. И Володя был без гитары.
Что-то ему говорили обо мне, а мне — о нем.
Когда допили вино, Володя сказал:
— Ну хорошо... Посмотрим...
И мы пожали друг другу руки.
Может быть, реплика была немного другая, но мне показалось, что в ней было больше одного смысла. Мол, не только спектакль посмотрим, но и как обернется дело. Кто, мол, из нас больше прошумит по Москве.
Кажется, имелся в виду именно Гамлет.
Впрочем, может быть, я ошибаюсь, и теперь, когда он умер, Гамлет давал уже обратный свет... "